Вампир сладко зевнул, блеснув клыками, и сел в постели.
— Да ничего выдающегося. Просто проткнул, как жука. Этот заморский пижон носил эльфийскую кольчугу, хотя доспехи гномьей работы обошлись бы ему подешевле, да и кто знает, пробил бы я их или нет. Я к тому времени уже был наполовину прожарен его магической молнией — вполне мог бы и не пробить.
Баэлорн кивнул:
— Верно. Я, знаешь ли, когда вижу знатного рыцаря-человека, определяю, чего он стоит, на глаз сразу. Если носит эльфийские доспехи, значит, пижон столичный. Грамотные вояки носят броню, выкованную гномами. Или нами. Наши доспехи куда лучше, чем доспехи длинноухих.
Вампир потянулся к стоящему на столе кувшину с элем и отхлебнул из него.
— Это некорректное сравнение, — сказал он затем, — эльфы, дварфы и люди просто пользуются доспехами по-разному. Броня для эльфа — это страховка на случай, если он допустит оплошность и получит удар вскользь. А для человека это возможность оставаться в живых, обмениваясь полновесными ударами в гуще битвы. Людям недостает скорости и ловкости эльфов, потому вместо уклонения от ударов и парирования они предпочитают размен.
— Верно, — согласился дварф, — из-за этого солнечные эльфы проиграли людям Войну за господство. Превосходные дуэлянты, они оказались неподготовленными к такому явлению, как свалка в пекле битвы. Для размена ударами в гуще схватки эльфийские доспехи оказались недостаточно прочными.
Зерван покачал головой:
— Нет, не потому. Войну за господство высшие эльфы проиграли еще до того, как начали ее. Они просто не могли себе представить, что однажды мы, их примитивные слуги, покинем свои резервации и единой массой двинемся на поиски лучшей жизни и места под солнцем. Какими бы великолепными бойцами они ни были, их оказалось слишком мало. Хоть они и презирали нас почти за все, кое в чем мы оказались сильнее их. Мы были более организованными, чем это ожидалось от самых худших из Младших Народов. В итоге теперь они сами живут в малопригодных местах. Это, кстати, еще одна их ошибка. Они не сумели побороть гордыню и заносчивость. Не нашли в себе сил признать нас равными. Не захотели мира.
— Безумцы, — хмыкнул Баэлорн, — они все еще грезят, как вернут себе господствующее положение и загонят людей обратно в резервации. Это притом, что раскол среди ушастого народа сейчас серьезнее, чем когда-либо. Лесные и лунные эльфы еще тогда долго колебались, принимать ли им участие в войне, и в результате опоздали, а сейчас они вообще на ножах, можно сказать. Высшие не простят остальным того, что они пошли на мировую и признали вас равными… пусть даже только на словах. И никогда не попросят помощи у них.
Вампир грустно улыбнулся:
— Поживем — увидим. Мир меняется, знаешь ли. Еще пятьдесят лет назад эльфы относились ко мне точно так же, как и люди, а теперь поди ж ты, я отлично поладил даже с баньши, если ты понимаешь, о чем я. Старые времена не вернутся уже никогда, и мы можем только уповать на то, что новые принесут нам всем хоть немного больше счастья.
— Ах, если бы все это понимали, ты бы сейчас был не здесь. Ты бы носил красивое эльфийское имя, эльфийский титул и знать не знал бы никакого старого дварфа…
— Не трави душу, — скривился вампир, — я все еще не забыл. Увы. Мы, люди, не умеем забывать некоторые вещи, как долгоживущие эльфы или дварфы. Кое-что мы запоминаем на всю жизнь, и то, что моя оказалась длиннее чем следовало, ничего не меняет.
— Интересно, а помнит ли она тебя? — тихо спросил Баэлорн.
— Да. Хотя лучше бы забыла. Я буду помнить и страдать до последнего дня своей жизни и надеюсь, что ее чаша будет послаще моей. И, по правде говоря, я слышал, что клан Этиан понес потери. Я не знаю даже, жива ли она.
— Давай лучше сменим тему. Ты что собираешься делать с этой засохшей штуковиной?
— Ты про семя? Отдам королю Витарна, как и договаривались. Только не сразу. Я тут подумал, что не знаю, правду ли он мне сказал про принцессу Лэйну. Может быть, она вовсе не хочет за него замуж. Я знаю, ты скажешь, что я идиот, сующий свой нос куда не следует, но дело в том, что я люблю доводить дела до конца. И хочу быть уверенным, что со мной не сыграли втемную. Так что мой путь лежит в Монтейнкип, во дворец короля. Я сам спрошу принцессу, хочет ли она замуж за Реннара.
Дварф слегка покрутил ус:
— Видишь ли, я не хотел тебе говорить раньше чем следовало, но кто-то из наемников тебя узнал, сэр Зерван да Ксанкар, граф Рэнфэйр по прозвищу Зерувиэль, он же Тень Забвения. Честно говоря, я и не думал, что ты такой высокородный.
— Вот проклятье, — взвыл вампир, — как такое может быть? Да меня последний раз называли полным именем, когда ныне живущие сосали грудь своих матерей! Мои портреты в родовом замке сожжены все до последнего давным-давно!
— Верно, — согласился дварф, — но дело в том, что среди наемников оказался один эльф. Солнечный эльф. Вот он-то тебя и узнал.
Вампир вскочил с постели, не в силах сдержать эмоции. Долгие годы скользивший во тьме инкогнито, он привык к безопасности, которую обеспечивала ему неизвестность. Его никто не знал в лицо. Он назывался своим собственным именем, не боясь, что кто-то свяжет давным-давно умершего графа и неизвестного странника с таким же именем. Не опасался, что кто-то отомстит его далекой родне за его проделки. Последняя услуга, которую оказал сюзерен Зервана своему бывшему вассалу, правой руке и другу детства, — объявил его казненным. И вот все это пошло прахом из-за одного эльфа со слишком хорошей памятью.